И от этого, кажется, ему не спрятаться – не скрыться. Негде. Он лихорадочно мечется. Отзывает себя из отпуска. И лишь в Вашингтоне вспоминает, что ему здесь не место. Белый дом на ремонте. Летит в Нью-Йорк, но и Тауэр – теперь не крепость. Осаду протеста стены выдерживают, но крыша от такого давления может поехать. И вроде бы конгресс на каникулах, а легче не становится. Как-то у него все одно к одному. Не складывается. Может, потому что анти-Мидас. Тот царь прикосновением руки все превращал в золото. Этот, даже если обладал таким же даром, оставил его в бизнесе.
Они-то и добили его рейтинг. Сразу же не осудил, как следует. То ли растерялся, то ли в гольф-клубе совсем расслабился – забыл, что в этой стране против него используют каждое его слово. В том числе и несказанное. Потом, конечно, обложил радикалов так, как от него требовали. Но, похоже, в результате настроил против себя еще и их. Так что этот его антирекорд вряд ли последний. Однако сегодня он в своей тарелке. И в своей постели. И в своем кабинете. И на своем месте. Посмотрит на все это и поймет, что ему и в Белом доме все-таки есть, к чему стремиться. Обратно.
Знал бы Блока, точно пришло бы на ум что-то из него.
Нью-Йорк, Трамп Тауэр. Аптека
Мне не нужна, ведь я есть свет.
Здесь проживу хоть четверть века.
Все будет. А у них же – нет.
Уйду – начну опять сначала
И повторится все, как встарь.
Нью-Йорк, Трамп Тауэр – не мало.
А им – ночь, улица, фонарь.
