После нескольких больших романов французская писательница Анна Гавальда вновь вернулась к коротким новеллам, с которыми когда-то ворвалась в литературу. В начале двухтысячных ее дебютный сборник "Мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь где-нибудь ждал" покорил читателей в 30 странах. Потом были романы "Я ее любил. Я его любила", "Просто вместе", "Утешительная партия игры в петанк", "Билли" и другие.
Новая книга "Я признаюсь" – об одиночестве, боли потери, магии встреч и силе любви. Герои открываются читателю в непростых ситуациях, когда все буквально распадается на части, и надо найти в себе силы начать с нуля. Юноша, который только что побывал на свадьбе своей бывшей, оплакивающий сына водитель грузовика, который делится своим горем с собакой, потерявший друга бизнесмен, разоряющий мини-бар в номере отеля в Сеуле, отец семейства, вызванный в школу разъяренной директрисой, девушка, которая тщетно ищет любовь… Все они хотят одного – быть услышанными.
– Здравствуйте, Анна. Большое спасибо вам за эту встречу. На русском языке вот-вот выйдет ваша новая книга "Я признаюсь". И я, например, очень рада, что это именно сборник рассказов. Мне кажется, что ваше писательское дыхание – это как раз рассказ, а не роман. Это так?
– О, я очень люблю рассказы. Для меня они гораздо дороже романов. Мне кажется, в рассказах меньше возможности смухлевать, поэтому именно в рассказах очень чувствуется писательский талант.
В романах писатель рассчитывает на эмпатию читателей по отношению к персонажам. А в рассказах у тебя нет времени вызывать эту дружбу между читателем и персонажем. Нет времени долго и мучительно подводить читателя к сути – мы сразу оказываемся внутри истории. Так что персонажи в рассказах должны вызывать симпатию, они должны полюбиться сразу.
– И язык в рассказах тоже должен быть более выразительным – нет времени на проходные метафоры и неотточенные формулировки.
– Это правда. Этим летом я, например, читала повести Сомерсета Моэма на английском, и он меня совершенно захватил. Очень жаль, что во Франции сейчас мало читают рассказы и повести.
– В России тоже, но это вопрос, прежде всего, к издателям. Не столько читатели предпочитают романы, сколько издатели на них перешли. Как с этим дело обстоит во Франции?
– Та же ситуация. Мне кажется, это связано со смертью толстых журналов. Раньше небольшие формы издавались в журналах и даже в газетах. Люди читали эти короткие тексты и ждали каждый раз продолжения. Они вызывали такой же интерес и такое же напряжение, как сейчас новая серия драматического сериала. Мне бы хотелось, чтобы популярные журналы с большой аудиторией периодически публиковали целые рассказы. И публика ждала нового номера в том числе ради возможности раз в неделю, раз в месяц получать новый рассказ любимого писателя.
– А во Франции сейчас есть журналы типа "Нью-Йоркера"?
– В том-то и дело, что их больше нет. Я считаю, именно из-за этого ушла малая проза. Современные толстые литературные журналы слишком уж заумные. В них слишком много высоколобой интеллектуальной критики и литературоведческих статей и нет никакой жизни. По-настоящему хороших рассказов там давно уже не печатают. Мало развлекательного чтения.
Во Франции, как и в России, есть бесплатная газета, которую раздают в метро. Я бы с удовольствием писала туда серию фельетонов или рассказов. Представляете, какое это удовольствие знать, что каждое утро твои читатели ждут от тебя новую историю. Это лучше Нобелевской премии. Настоящее писательское счастье, когда столько людей по дороге на работу читает твой рассказ, ждет продолжения. Да и для читателя хорошая утренняя история – заряд позитива перед тем, как на целый день окунуться в работу, или глоток воздуха после рабочего дня.
– Да-да, именно. Боюсь, что сейчас он был бы только врачом, если бы жил в наше время (смеется). А во Франции таким автором был Мопассан.
– Вот вы говорите, это счастье, когда читатели ждут твои книги. А когда вы по-настоящему почувствовали себя писателем, которого ждут? Когда пришло это ощущение: я писатель.
– Ой, нет, я до сих пор этого не чувствую. И мне до сих пор странно, что мои книги читают, помнят, обсуждают. Вот перед нашей встречей я разговаривала со своим литературным агентом, и она мне рассказывала об одной сцене из "Утешительной партии игры в петанк", над которой она плакала. Для меня это удивительно. Я забыла эту сцену, забыла птицу из сцены, а она рассказывала так проникновенно, что я слушала и сама плакала.
Но, честно говоря, гораздо больше, чем книги, какое-то признание, успех и даже читатели, меня волнуют персонажи. Гораздо сильнее, чем судьба уже изданных книг, меня беспокоят мои будущие герои. Я ими в основном занимаюсь. Какими они будут, как поступят, что с ними случится…
– В таком случае задам вам вопрос, который недавно задала русским писателям актриса Фанни Ардан, курирующая делегацию российских писателей на Парижском книжном салоне. Недавно она приезжала в Москву и встречалась с нашими прозаиками. Фанни Ардан говорила, что ей, как актрисе, очень сложно сыграть мужчину, и интересовалась насколько трудно прозаику писать от лица героя противоположного пола. В вашем новом сборнике есть новеллы, написанные от лица мужчин. Тяжелее ли они давались?
– Нет, потому что меня, прежде всего, волнует тема человеческого сердца. И совсем не важно, мужчина это или женщина. Сердце в русском языке какого рода? Мужского или женского?
– Среднего. Не мужского и не женского, сердце – оно.
– Надо же, как точно. Это очень правильно. В немецком тоже так. Мне этого не хватает во французском языке.
– Анна, но все-таки, чтобы читателю раскрылось сердце персонажа, он должен поверить всему, что вокруг этого персонажа происходит, тому, как он действует, и, главное, тому, что происходит внутри. Мужчина все-таки раскрывается иначе, мужская психология другая.
– Конечно, конечно, несомненно. Мужчины другие. Женщины, безусловно, сильнее. Возможно, я говорю так сейчас, потому что мне 47 лет, и я знаю жизнь. Я сейчас открываю для себя, насколько мужчины хрупкие и ранимые. Но я никогда не выбираю героев – они сами приходят. Герой-рассказчик появляется сам, и я знаю, что он будет рассказывать свою историю здесь и сейчас.
Например, в "Утешительной партии игры в петанк" рассказчик – мужчина. А в том романе, который я пишу сейчас – женщина. Книга дается мне тяжело (тем более, я сейчас работаю над киносценарием). И я еще не решила, будет ли повествование идти от первого лица или от третьего лица. Но эта женщина, Клэр, она все время со мной. Я все время о ней думаю. И она все время разного возраста – я с ней встречаюсь в 17 лет, потом ей 20, потом 35… В конце романа ей будет за 60. Для меня история Клэр – повод поговорить о паре, отношениях двоих. Это ведь совершенно уникальный опыт в человеческой жизни – жить вдвоем.
Моя героиня постоянно со мной разговаривает. И она все время уверяла, что никогда не изменяла мужу. А тут недавно призналась, что один раз все же изменила. И не ясно, один ли. Я иду по улице, с ней разговариваю и вдруг начинаю по-дурацки улыбаться. А это она мне призналась, что мужу изменила. И я думаю – ага, все-таки в тебе что-то есть человеческое!
– Получается, что лучшие друзья писателя – это его персонажи?
– Конечно! На самом деле это очень грустно, и в этом есть что-то фатальное, потому что очень часто персонажи – единственные друзья писателя. Я очень одинока. Раньше я пыталась как-то с этим бороться, а теперь перестала. Я живу со своим одиночеством. Мне нравится быть одной. Многие, правда, думают, что у меня сложный характер, и я ни с кем не могу ужиться – этакая дикарка и мизантроп. А на самом деле я живу со своими персонажами. Со мной ведь живут не только будущие персонажи, но и все те, про кого я уже написала. И поэтому мое представление о рае именно такое: я встречу там всех своих персонажей и расспрошу, что же с ними случилось после того, как я о них написала. Отличная, кстати, книга из этого получится.
– Я слушаю вас и думаю про клип, который недавно видела. Это песня молодого исполнителя по имени Орен Лави, она называется Second hand lovers. О том, что бывшие не уходят. И в клипе вместе с молодым человеком в квартире живут тени всех тех девушек, с которыми он когда-то встречался.
– Это правда. Никто никогда не уходит. И это составляет наше богатство. Даже плохие, кстати, остаются…
– Можно было бы снять потрясающий литературный клип с Анной Гавальда, где были бы все ваши персонажи. Это очень много рассказало бы о вас.
– Да. Между писателем и певцом много общего, потому что оба – Художники в высоком смысле слова. Да и все настоящие художники тоже. Например, Мане жил со своей Олимпией всю жизнь. Все живут со своими персонажами, музами, героями.
– В творчестве у музыканта и художника есть небольшое преимущество перед писателем: их искусство универсально. А писатель все-таки зависит от переводчика.
– Это правда, но в этом нет совершенно ничего страшного. И когда говорила про отсутствие разницы между художниками, музыкантами и писателями, я имела в виду их взаимоотношения со своим произведением. Это такая легкая шизофрения.
– Да, конечно, переживаю. И именно поэтому я очень много внимания уделяю жестам, мимике – всему невербальному. Важно, чтобы то, что мои персонажи делают, как жестикулируют, как двигаются, тоже было говорящим.
– Кстати, ту же роль в ваших книгах играет и музыка. Она ведь постоянно звучит. Например, в "Утешительной партии игры в петанк" друзья записывают и включают в машине саундтрек своей дружбы.
– Да, и в "Глотке свободы", когда братья и сестры удирают с семейного торжества и рулят, куда хочется, тоже все время музыка играет.
– После "Утешительной партии игры в петанк" мы с моей лучшей подругой тоже решили непременно записать диск с нашим личным саундтреком.
– Как хорошо. Отличная идея. Конечно, в любых отношениях, так или иначе, есть саундтрек: мы же постоянно пересылаем друг другу какие-то песни и вместе с ними частичку нашей любви.
– Да, а потом какая-то песня вызывает общие воспоминания. Даже у незнакомых людей одна и та же музыка может создавать схожее настроение. Например, в одном из рассказов из вашего нового сборника "Я признаюсь" девушка едет с неудачного свидания, включает Адель и, сама того не желая, начинает плакать – и отлично понимаешь, почему. Мне кажется, очень здорово подключать универсальный контекст – музыку, картины, фильмы…
– Да. Она едет, слушает Адель, отчаянно старается не заплакать. Все твердит себе: "Я не буду плакать. Я не буду плакать", а потом, когда слезы все же начинают течь, добавляет: "Ну и ладно, зато не надо будет снимать макияж". Слезы смывают тушь с ресниц. И эта деталь показывает стыдливость, деликатность этой девушки, ее внутреннее изящество. Вместо того, чтобы просто плакать, она говорит: "Ну вот, я и сняла макияж". И это очень элегантно, и характеризует хорошо персонажа.
– Анна, ваши герои все-таки ведут себя очень по-мужски и по-женски. Я, например, их за это люблю. Мне не нравятся герои унисекс. У нас и так стираются границы: одежда унисекс, поведение унисекс…
– В таком случае, вам понравится мой будущий роман. Женщина, о которой я буду рассказывать, всегда жила только с мужчинами. Ее мать умерла очень рано, и она жила сначала с отцом и братьями, потом с любовниками, со своим мужем и двумя сыновьями. И я все время задаю вопрос: а что же осталось от ее женственности после всей этой жизни среди одних мужчин? Но, кстати, я заметила, например, что мои подруги, у которых только сыновья, более женственны, чем женщины, у которых есть и дочери, как будто они старались сохранить себя, как есть.
– В отношении мужчин и женщин, я думаю, Франция и Россия очень похожи.
– У Франции и России вообще много общего. Я уверена, что русские и французы очень-очень похожи друг на друга. Просто мы чуть более рациональны, вы – эмоциональнее. Но нас объединяет любовь, свойственная очень глубоким культурам. Я прочитала всю русскую литературу. Нет другой национальной литературы, которую я читала бы больше, чем русскую. И очень жаль, что сегодня по экономическим причинам мы не можем чаще смотреть фильмы о современной России. Я недавно посмотрела фильм "Нелюбовь" Звягинцева и пришла в ужас. Я говорила себе: "Нет, это не Россия". Мне он очень не понравился.
– "Нелюбовь" Звягинцева действительно необъективна, это вопрос ракурса, в фильме о Париже тоже можно показать только клошаров. А что вам понравилось из книг – современных, классики – есть какие-то важные для вас вещи?
– О, ну, ясно, что мне нравится весь Достоевский. Потом "Война и мир". Весь Чехов. Весь Пушкин. Это все чудесно, чудесно, чудесно. Вам повезло…
– Тут можно вспомнить ту самую героиню, о которой мы уже говорили из первой новеллы "Куртуазная любовь". Девушку по имени Людмила мужчина сразу же называет "пушкинской героиней".
– Да. Вы знаете, на радио "Франс Интер" воскресными вечерами выходит передача "Маска и перо". И самым главным комплиментом в адрес моего последнего сборника было именно то, что они назвали меня вслед за моей героиней "пушкинской девушкой". Мне это очень приятно. Есть одна фраза, которая мне очень нравится: "Нужно прятать глубину. И где же? На поверхности". Мне очень привлекают именно такие истории – чисто развлекательные, на первый взгляд, которые на самом деле многое говорят о человеческом сердце.
– Все-таки то, что вы называете "человеческим сердцем", в России, скорее, назовут "душой".
– Да, пожалуй, вы правы. Но согласитесь, у "души" не должен быть выражен род? Слово "сердце" у вас среднего рода. А слово "душа"?
– Ну, конечно. Как же иначе! Если не среднего, то женского. После смерти остается душа. В раю нет мужского, рационального начала. Может быть, это и есть рай? В этом и заключается понятие счастья после смерти – в избавлении от рассудка. Я считаю, от мозга, от рацио большой ущерб. В современном мире мы так мало интересуемся душой друг друга, мы слишком рациональны.
– Не хотела задавать этот вопрос, но должна. Эммануэль Макрон не пришел на русский стенд Парижской книжной ярмарки, мотивируя это политическими мотивами. И это как раз иллюстрация преобладания разума над душой. Потому что русских писателей обидели из-за политики.
– Правда? Но ведь писатели не имеют к этому никакого отношения. Я считаю, что это серьезная ошибка Макрона. Потому что если кого-то и нужно поддерживать, так это писателей. Макрон редко делает что-то настолько глупое, но вот это совсем глупо. Наверное, у него была на это причина, что-то, чего мы не знаем. Потому что, признаюсь вам, я верю Макрону. Он очень умный и образованный человек. Но все-таки никогда не надо смешивать искусство и политику. У русских такая чувствительная душа, не стоило их оскорблять. Но я об этом выпаде ничего не знала. Я о политике вообще ничего не знаю. У меня никогда в жизни не было телевизора. Я не читаю газет и не слушаю радио. Но вот печататься в газетах хотела бы. Это было бы здорово. В газетах должно быть хоть что-то другое, чтобы люди могли забыть о политике.
– Французы, по-моему, отлично умеют отвлекаться от политики. Вот в кафе вокруг пьют вино и говорят о любви. А что вы любите пить? Кажется, вы говорили, что пьете кока-колу?
– Нет, так было, но я перестала. Когда я много работаю и устаю – пью кока-колу, но сейчас нет. Сейчас я и алкоголь не пью. Я знаю, что меня ждет моя книга. Так что я как спортсмен перед соревнованиями. Потом, когда буду много писать, снова придется пить кока-колу и заедать бананом. Это единственная пища, которую я ем, когда пишу. Это, конечно, смешно, но мне кажется, все творческие люди – и я даже обсуждала это со своими друзьями-художниками, друзьями-музыкантами – преклоняются перед бананами. Потому что руки остаются чистыми, готовить не надо, можно есть на ходу и очень питательно.
– Значит, вы готовитесь к роману не только морально, но и физически? Садитесь на своего рода диету.
– Ну да. Я не молодею. Когда я была моложе, об этом и не думала. Вы, хоть и молоды, сами, наверное, замечали, что если какое-то время не употреблять спиртное, то потом лучше себя чувствуешь? Я сейчас так говорю, но в то же время уверена, что нет ничего лучше бокала вина вечером после работы. И если вы заметили, герои моих книг очень часто выпивают. Как настоящие французы. Любят это дело и все время пьют. Одна очень милая читательница про рассказ из нового сборника "Я признаюсь", где две девушки разговаривают и выпивают, сказала мне так: "Я заметила, что у вас проблемы с алкоголем. Очень вас понимаю, я сама ходила на собрания анонимных алкоголиков". Видите, как милы со мной мои читатели (смеется). Но что поделать, хорошее вино – прекрасно. Все прекрасно. Хороший виски, хороший ром. Обожаю ром.
– А пишете ли вы когда-нибудь в кафе, как, например, Хемингуэй?
– Нет, в кафе я смотрю по сторонам. Вокруг слишком много всего интересного происходит. И я именно поэтому так редко появляюсь на публичных мероприятиях, так редко хожу на телевидение. Мне нравится везде оставаться неузнанной, незаметной. Так мне лучше работается. Ну, вот взять Амели Нотомб, которую легко узнать по ее огромной шляпе, она же всюду. И я думаю, она совершает большую ошибку. Или Мишель Уэльбек – его трудно не узнать. Но, по-моему, когда ты становишься известным, перестаешь быть свободным. Вот Элена Ферранте, например, вообще не показывается. И мне кажется, издательская история вокруг нее – великолепна. Невероятный планетарный успех ее книг! Это доказывает силу ее романов. Потому что обычно такое происходит только с книгами, написанными на английском языке. К тому же я знаю ее издателей, это люди в возрасте. Они всю жизнь ее поддерживали, им теперь уже за шестьдесят. И вот, наконец, к Ферранте пришел успех. Это великолепно. У них теперь, понятное дело, довольно много денег, и они, наконец, могут разбить сад в Тоскане.
– У меня было еще два вопроса. Но времени уже не остается, так что это последний. Герман Гессе, когда писал свои романы, рисовал цветными карандашами схемы взаимоотношений между своими персонажами. И это так красиво, что теперь выставляется в художественном музее как произведение искусства. Как вы управляетесь с персонажами своих романов, рисуете ли какую-то схему? Или вы все помните? Или записываете?
– Ну вот, например, у меня есть очень красивый блокнот, оставшийся после работы над романом "Утешительная партия игры в петанк". Я очень много рисовала дом Кейт со всем, что там было, с конюшнями, пристройками… Этот блокнот у меня с собой…Но теперь все по-другому. Теперь есть "Гугл", и все следы работы над книгой теряются. А еще как-то раз – не помню уже, для какой книги мне это было нужно – я пошла к нотариусу, чтобы он объяснил мне принцип наследования в отношении внебрачных детей и детей от предыдущих браков. И нотариус нарисовал мне очень красивую схему. Я этот рисунок сохранила, потому что он мне очень понравился.
А вот у моего будущего персонажа, у женщины, о которой я вам уже говорила, будет очень красивый сад. И я теперь все время думаю, какие там у нее растут цветы, как они посажены, когда цветут. Я вообще очень любознательна. Если вы приедете ко мне в мой деревенский дом, то увидите, сколько у меня книг, причем не художественных. Эта библиотека как музей декоративно-прикладного искусства: мода, садоводство, скульптура… И меня вечно обижает, что из-за того, что мои книги пользуются успехом, меня во Франции не воспринимают как серьезного писателя. Я ведь на самом деле очень образованна, гораздо образованней, чем полагают люди. Меня ставят в один ряд с Гийомом Мюссо, Марком Леви, Катрин Панколь и так далее, но стоит только посмотреть на заметки и выписки, которые я делаю для каждой книги… Мне это действительно обидно.
И вот, кстати, ту передачу по "Франс Интер", "Маска и перо" – самую значимую и популярную передачу о книгах во Франции – я не слушала, потому что боялась того, что они могут обо мне сказать. И тут моя сестра говорит: "Можешь послушать. Тебя сравнивают с Пушкиным". Но я все равно ее так и не послушала.
– Как бы то ни было, в России мало кто из французских авторов обогнал вас по популярности. И ваша последняя книга вошла в список самых ожидаемых книг этого года, по версии Forbes.
– А я так давно не приезжала в Россию. Неблагодарная. По-настоящему неблагодарная. Есть две страны, куда я должна поехать: Россия – из-за русских читателей и их любви, и Германия – там у меня тоже много друзей. Решено – я даю вам слово, еду в Россию, я готова, объеду ее всю целиком. ________________________________________________________________________________________
Новый сборник рассказов Анны Гавальда "Я признаюсь" выйдет на русском языке в конце мая в издательстве АСТ.
Подписывайтесь на канал радио Sputnik в Telegram, чтобы у вас всегда было что почитать: злободневное, интересное и полезное.
А еще у радио Sputnik отличные паблики ВКонтакте и Facebook. А для любителей короткого, но емкого слова, — Twitter.
