Три "счастливых" дня. У Британии есть план по Brexit'у. До пятницы

Суровая правда британской жизни в том, что Тереза Мэй до решающего голосования потеряла голос. Впрочем, влияние она потеряла еще раньше. Поэтому не имело значения, что она хрипела, в последний раз уговаривая депутатов принять ее вариант расставания с ЕС.

Когда все хохмы про развод придуманы, когда все синонимы к слову "безвыходное" использованы, только и остается, что признать: как это все-таки важно – правильно подобрать процессу название. Как классические "победа" и "беда". Потерялось начало – жди печального конца. Они же сразу сами себя унизили, когда согласились на Brexit. Настояли бы на "Великобрекзите", и отношение к ним было бы иное. Не лучше, но эпичнее. Ведь одно дело – каньон, каких много, и совсем другие эмоции, если Гранд-Каньон. Бездна. И не понимаешь: или ты в нее смотришь, или она на тебя.

Все это, конечно, лирика. А суровая правда британской жизни в том, что Тереза Мэй потеряла голос до решающего голосования в парламенте. Впрочем, влияние она потеряла еще раньше. Поэтому не имело значения, что она хрипела, в последний раз уговаривая Палату общин принять ее вариант расставания с ЕС. Хотя в какой-то мере это соответствовало моменту. Звучало, как заговорщицкий шепот. Она же еще и шутить пыталась, мол, "слышали бы вы голос Юнкера". Юморист из нее получился такой же, как и премьер. Поэтому ни заговорить, ни расположить зал ей так и не удалось.

Да сорвись она на крик – и его пропустили бы мимо ушей. Для них все уже было предопределено. 12-го марта в Вестминстере наступили три "счастливых" дня. Когда депутаты, пожалуй, впервые после референдума знали, что делать с Brexit'ом. Вторник – окончательно и бесповоротно отвергнуть проект бракоразводного соглашения Терезы Мэй с Евросоюзом. Среда – наотрез отказаться от выхода без сделки. Четверг – оставить вопрос открытым. Чтобы в пятницу проснуться с ним же: а дальше-то что?

Это как оказаться на проблемном авиалайнере. Сохраняешь надежду, пока следуешь инструкции. Ее же не зря придумали, утешаешь себя. Пристегнуть ремень – есть. Надеть кислородную маску – готово. Зажать голову коленями – неловко, но потерплю. А потом сквозь шум ветра и разгерметизацию – полный отчаяния голос стюардессы: а в салоне есть кто-нибудь, кто может посадить самолет? И не то страшно, что Мэй покинула кабину. В том и беда, что она все еще там. И у нее своя инструкция. Вцепиться в штурвал и тянуть его на себя. Даже если он уже оторвался от панели управления.

Но какие к ней-то претензии? Ей упрекнуть себя не в чем. Делала все что могла. Точнее, как умела. Поэтому "ну не шмогла я, не шмогла", сказала старая кляча, упав, едва начав забег. Персонаж вымышленный. Любое совпадение с реальными людьми случайно. К тому же Мэй на этой переправе все-таки больше двух лет не менялась. И теперь вправе была сказать: я умываю руки и делаю ноги. Не сказала. Хотя эти слова услышали бы, даже произнеси она их беззвучно, одними губами. Впрочем, отставка премьера – это только ее личный выход из положения. Что касается Британии, то уже потеряв в Brexit'е приставку "Велико-", она рискует потерять и себя.

Оказалась же на краю не банальной пропасти, каких много, а Гранд-Каньона. Сколько падать – никто не знает. А как упадет – никто не услышит.

Автор Михаил Шейнкман, радио Sputnik