Как последний "гид". Огонь показал всю бесценность Нотр-Дам-де-Пари

Здесь все было в строительных лесах. А в лесах всякое случается. Среди рабочих версий – только рабочие. Храм пережил бунты, чуму, Варфоломеевскую ночь, Французскую революцию, Наполеона, две Мировые войны. А сгубило его банальное разгильдяйство.

Бесконечно можно смотреть на три вещи. Все, кто мог видеть, в этот вечер смотрели лишь на одно. И от того, как горит этот огонь, тоже нельзя было оторвать глаз. И всем так хотелось, чтобы он все-таки закончился и хоть что-то после себя оставил. Рухнул шпиль, упал циферблат, обвалилась крыша, занялись перекрытия, в дыму исчезли гаргульи. Но две колокольни, фасад, орган и реликвии, в том числе, Терновый венец Христа, выжили. Это значит, еще не все потеряно. Хотя понятно, что прежний Нотр-Дам ушел навсегда.

Этот пожар, как последний "гид", показал человечеству всю бесценность Собора. И всю ничтожность бытия, когда многовековая история в часы превращается в пепел. Старожил – он и жил старо. Местами даже – дряхло. Все не могли как следует взяться за реконструкцию. "Это горела наша душа", – сокрушаются они теперь. Нет. Душу себе они начали сжигать раньше. Теперь просто увидели, как это выглядит со стороны. Зато простор для творчества и эмоций. Когда каждый сам себе Виктор Гюго. Его роман, правда, спас Парижскую Богоматерь. С ними у нее роман не получился.

© РИА Новости / Доминик Бутен

Перейти в медиабанк

Собор Парижской Богоматери после пожара, случившегося вечером 15 апреля

Храм строили поколениями. Он пережил бунты, чуму, Варфоломеевскую ночь, Французскую революцию, Наполеона, две Мировые войны. Однако в первый же день пусть Страстной, но мирной недели, сгорел. От стыда, скажут те, кому есть, что предъявить и этой Франции, и этой Европе. Уже говорят о зловещем знамении. А некоторые перечитывают библейский сюжет о Содоме с Гоморрой, пугаясь прямых аналогий. Но по горячим следам не видно ни промысла, ни умысла. Здесь все было в строительных лесах. А в лесах всякое случается. Среди рабочих версий – только рабочие.

Впрочем, наверное, еще будут желающие проверить их национальность. А вдруг и среди них окажутся иные. Но пока все указывает на то, что великую и, казалось, вечную готику сгубило банальное внеконфессиональное разгильдяйство. "Но почему именно в мое дежурство?", – вероятно, первое, что подумал президент Макрон перед тем, как отменить свое телевизионное обращение к нации. Он хотел сказать ей о самом важном, опять о своем решительном ответе "желтым жилетам", но сообразил, что это сейчас никого не интересует. Его ответ. Жилеты теперь вспыхнут с новой силой.

А его обращение все равно последует. Но уже совсем по другому поводу. В лучах и всполохах легенды. Самое место. Ведь Париж стоит в мессе. "Я торжественно заявляю: мы вместе его перестроим", – скажет Эммануэль, выйдя живым и невредимым из еще недотушенного святилища. Зачем он туда входил, рискуя, между прочим, государственным здоровьем, так и осталось загадкой. Может, решил доказать, что и он – мужик. Может, понял: чтобы вновь зазвучали медные трубы, надо пройти огонь и воду. В любом случае, вышло эффектно.

И теперь никто, слышите, никто не посмеет назвать Эммануэля Геростратом. Так и запомнят его просто Макроном. Президентом, при котором сгорел Нотр-Дам.

Автор Михаил Шейнкман, радио Sputnik