"Медвежий угол": старинные рассказы иностранцев о России

С Белинским случилось то, что потом не раз повторялось со многими из наших рьяных западников, когда они делались туристами: они чувствовали себя как бы обманутыми Европой. Об этом в программе радио Sputnik "Российская летопись" расскажет ее автор и ведущий Владимир Бычков.

Один немецкий публицист еще в начале XIX века весьма верно заметил: "В чужую страну едут только для того, чтобы найти подтверждение своим стереотипам".

И действительно! Вот, что, например, британский посол в России Эдуард Финч писал в 1741 году: большая часть дворян ‒ "закоренелые русские, и только принуждение и сила могут помешать им возвратиться к их старинным обычаям. Нет из них ни одного, который бы не желал видеть Петербурга на дне морском, а завоеванные области пошедшими к черту, лишь бы только иметь возможность возвратиться в Москву, где вблизи своих имений они бы могли жить с большею роскошью и с меньшими издержками. Они не хотят иметь никакого дела с Европою, ненавидят иноземцев: лишь бы ими воспользоваться на время войны, а потом избавиться от них. Им также противны морские путешествия, и для них легче быть сосланными в страшные места Сибири, чем служить на кораблях".

В 1829 году московский журнал "Вестник Европы" написал по поводу рассказов иностранцев о России: "Что за охота господам иностранцам ездить к нам в Россию как будто нарочно для того, чтобы, ничего в ней не видевши, рассказывать после небылицы в лицах, частные случаи представлять в виде господствующих обычаев и причуды одного или двух человек приписывать всему высшему классу или даже всей нации?!"

И действительно! Понимание иностранцами в России сути происходящего перед их глазами было весьма ограничено – и прежде всего незнанием русского языка. Они видели Россию глазами своих соотечественников, живущих в нашей стране, либо русских аристократов, с которыми общались. А наша страсть поругать власти и всех подряд хорошо известна, как известно и то, что эта страсть достигает порой фантастических размеров.

Впрочем, мнение европейцев о тех, что хоть как-то отличается от их цивилизации, всегда было стереотипно. Например, английский историк XVIII века Эдвард Гиббон, автор "Истории упадка и разрушения Римской империи", видел в истории Византии некое продолжение античности, безвременье, исторический застой, который вполне естественно, по его мнению, завершился катастрофой. Сегодня историки все-таки сошлись во мнении, что Византийская империя – это особая цивилизация, отличная и от античности, и от европейского Средневековья.

© РИА Новости / Павел Львов

Перейти в медиабанк

Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском

Гиббон же пишет, что православие сыграло роковую роль в истории Византии, да и России тоже. Хотя большинство наших историков справедливо говорят, что именно православие помогло создать уникальную русскую государственность и культуру. И во многом благодаря церкви Россия стала могущественным государством.

Поэтому сам собою напрашивается вывод: Гиббон – типичный представитель местечковой европейской историографии. Она складывалась всегда по одной и той же схеме-идеологеме: европейские народы – это высшая цивилизация. Есть дикари, в ряды которых европейцы записали не только негров или индейцев, но и отчасти индусов и китайцев. Но есть и враги: Византия – и ее наследница Россия, а также арабский мир ‒ но он актуален только по мере столкновения с ним.

Я не берусь судить, чего не хватило Гиббону: то ли таланта, то ли знания первоисточников, но его "История Рима" сродни представлениям античных народов о Земле. Например, древнегреческий философ Фалес Милетский, живший в VI веке до нашей эры, считал, что Земля – это плоский диск, окруженный бескрайним морем, из которого каждый вечер выходят и в которое каждое утро садятся звезды. А некоторые античные народы были уверены, что земной диск еще покоится на трех громадных китах. Гиббон от них, право, ушел не очень далеко...

Теперь поговорим о том, как описывают Европу, ее обычаи и нравы, наши туристы. Классический пример – "Письма русского путешественника" Николая Михайловича Карамзина. Он ездил по Старому Свету в конце XVIII века. Побывал в революционном Париже, в Лондоне. В британской столице Карамзин был восхищен домами, чистотой, вежливостью людей. Но в целом, говоря о своих впечатлениях от Британии и британцев, Карамзин не скрывает разочарования. "Было время, ‒ пишет он, ‒ когда я, почти не видав англичан, восхищался ими, и воображал Англию самою приятнейшею для сердца моего землею... Мне казалось, что быть храбрым есть... быть англичанином ‒ великодушным, тоже – чувствительным, тоже; истинным человеком, тоже. Романы... были главным основанием такого мнения. Теперь вижу англичан вблизи, отдаю им справедливость, хвалю их – но похвала моя так холодна, как они сами".

© РИА Новости / Алексей Варфоломеев

Перейти в медиабанк

Портрет Николая Михайловича Карамзина

Далее Карамзин, развивая свою мысль, пишет: "англичанин молчалив, равнодушен, говорит, как читает, не обнаруживая никаких быстрых душевных стремлений, которые потрясают электрически всю нашу физическую систему... Замысловатость англичан видна разве только в их карикатурах, шутливость – в народных глупых театральных фарсах, а веселости ни в чем не вижу".

Отдавая должное англичанам, Карамзин, тем не менее, замечает, что такие их качества как просвещенность, великодушие, гордость, честность и надежность являются следствием "духа торговли": "Строгая честность не мешает им быть тонкими эгоистами".

И в заключении Карамзин пишет: "Наконец – если бы одним словом надлежало означить народное свойство англичан – я назвал бы их угрюмыми, так как французов легкомысленными, итальянцев – коварными. Видеть Англию очень приятно; обычаи народа, успехи просвещения и всех искусств достойны примечания и занимают ум ваш. Но жить здесь для удовольствий общежития есть искать цветов на песчаной долине – в чем согласны со мною все иностранцы, с которыми удалось мне познакомиться в Лондоне и говорить о том. Я и в другой раз приехал бы с удовольствием в Англию, но выеду без сожаления".

Герцен, который много лет жил в Лондоне, а следовательно, знавший до тонкостей Британию и ее обитателей, замечает: "Англичанину кажется неделикатным переходить некоторые пределы, касаться некоторых вопросов, и он, до педантизма строгий чтитель приличий, покоряется их условным законам. Все (англичане) стремятся прежде всего показать себя консерваторами: все двигаются спиною вперед и не хотят сознаться, что идут по новой и неразработанной почве. В мысли островитянина есть всегда что-то ограниченное: она определенна, положительна, тверда, но вместе с тем видны берега, видны пределы". Герцен называл Англию "европейским Китаем".

© РИА Новости / Алекс Макнотон

Перейти в медиабанк

Тауэрский мост над рекой Темзой в Лондоне

Литературный критик П.В. Анненков, вспоминая о последних годах жизни единомышленника Герцена – Белинского, скажет: "Насколько становился Белинский снисходительнее русскому миру, настолько строже и взыскательнее относился он к заграничному. С ним случилось то, что потом не раз повторялось со многими из наших рьяных западников, когда они делались туристами: они чувствовали себя как бы обманутыми Европой"...

Позднее публицист эмиграции Иван Солоневич напишет о наших старых путешественниках в Европу: "Русские денежки текли во всякие Карлсбады и Мариенбады, построенные в основном за наш счет. И ‒ еще за счет наших собственных курортов. Немцы смотрят и искренне умиляются: вот это был клиент!" Но русская послереволюционная эмиграция, "очутившись в Европе не на положении богатых туристов, а на положении бедных искателей труда, может быть, и незаметно для самое себя, но категорически пересмотрела все те побасенки о "стране святых чудес", которыми питалась вся русская интеллигенция.

Наше старое барство, ездившее в Германию, имея в кармане золотые рубли и в головах немецкую бумажную философию, ‒ в Западной Европе не поняло ровным счетом ничего, а именно русское барство, включая сюда и Тургенева, и Чаадаева, и Плеханова и прочих, сформулировало наши взгляды на "страну святых чудес". Европу поняли мы, русская эмиграция времен советской революции. Ибо мы прибыли сюда и без денег и без философии".

В этом выпуске вы также услышите:

– Марфа Васильевна, жена Ивана Грозного.

– Создатель "Отрока Варфоломея".

Автор Владимир Бычков, радио Sputnik

Коротко и по делу. Только отборные цитаты в нашем Телеграм-канале.