Нелегкая дернула, а черт догадал

Сидела, сидела я дома, почитывала книги, послушивала себе аудиокниги, да вдруг и в магазин пошла. Только вышла – дождь. "Вот ведь, — подумала я, — дернула ж меня нелегкая. Нелегкая? Что это за дама? — подумалось мне, — и почему это она вынесла меня на улицу в ту саму минуту, когда небесная канцелярия решила окропить водой землю и человечество?"

Оказывается, "нелегкая" – дама совсем не легкого поведения: с ней не расслабишься, не развлечешься. Потому как "нелегкой" называют нелегкую силу, она же – нечистая, она же – злой дух, сатана и дьявол.

Оборот "нелегкая дернула" в русском устном употребляют, говоря о том, чего не следовало делать, что сделано напрасно или неуместно. В русском языке есть и другие, схожие по смыслу обороты: "черт дернул". Здесь никакой маскировки под даму, здесь все сказано прямо, "виновник" действий назван без боязни. Есть и вариант этого оборота – "черт догадал".

Сегодня выражение "черт догадал" вряд ли услышишь в живой речи. А Александр Сергеевич Пушкин оборот этот любил. 1830 год, накануне отъезда в Болдино, чтобы уладить финансовые дела перед свадьбой, Пушкин пишет в письме к Петру Александровичу Плетневу: "Черт меня догадал бредить о счастии, как будто я для него создан. Должно было мне довольствоваться независимостию, которой обязан я был Богу и тебе".

В мае 1836 года в письме жене Пушкин напишет: "У меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи еще порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: vous avez trompé [вы не оправдали. – француз.] и тому подобное. Что же теперь со мною будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина и Николая Полевого, как на шпиона; черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!"

Оборот "черт догадал" ныне устарел, в русском устном так говорили о том, кто поддался соблазну, искушению, не устоял перед ним. Напомню, что именно Плетневу Пушкин посвятил роман "Евгений Онегин". А вот как Плетнев в одном из первых биографических очерков поэта (1838) написал о своем друге Пушкине: "Честь, можно сказать, рыцарская, была основанием его поступков — и он не отступил от своих понятий о ней ни одного разу в жизни, при всех искушениях и переменах судьбы своей. Не избалованный в детстве ни роскошью, ни угождениями, он способен был переносить всякое лишение и чувствовать себя счастливым в самых стесненных обстоятельствах жизни".