Внимание, дверь не открывается. Железнодорожники Британии сорвали стоп-кран

Хотели подключить власть. Но та, незадолго до этого урезавшая транспортный бюджет на четыре миллиарда фунтов стерлингов, им и отвечает: зачем вам деньги, вот вам целый правительственный Грант. Грант Шаппс. Министр транспорта.

Вот и британцы узнали, что такое – не везет. Правда, как с этим бороться, не понимают. А вот железнодорожники вспомнили. Решили, если инфляция возвращается к максимуму сорокалетней давности, то и они могут повторить. Поэтому на вокзалах поезда ни туда и ни сюда, потому что королевством правит, мягко скажем, не звезда. Отраслевая забастовка, плиз. Полномасштабная, как в 1989-ом. Со всеми остановками то есть. А значит, транспортный коллапс, будьте любезны. И это они (по просьбам трудящихся) не стали совмещать его с платиновым юбилеем королевы. Хотя подумывали.

И ведь лишнего не просят. Работа, зарплата, условия труда. Все как положено. Только у них на это наложено. Управляющие компании замораживают повышение окладов, сопровождая это сокращением штатов и увеличением рабочего для тех, кто остается. Профсоюзы пытались договориться по-хорошему – начальство ни в какую. Хотели подключить власть. Но та, незадолго до этого урезавшая транспортный бюджет на четыре миллиарда фунтов стерлингов (Украине-то оно нужней будет), им и отвечает: зачем вам деньги, вот вам целый правительственный Грант. Грант Шаппс.

Министр транспорта. Посмотрел, покачал головой, поцокал языком, пожурил, мол, это железная дорога – здесь бузить нельзя, и пошел настаивать на ужесточении мер полицейского реагирования на протест. Отнесся, словом, "шаппсозакидательстки". Поэтому по вторникам, четвергам и субботам на большинстве маршрутов и перрон останется, и вагон не тронется. А там, где "осторожно, двери открываются", то лишь до 18:30 и не на всех станциях. Что до лондонской подземки, то о ней, возможно, придется на время забыть. В забастовочные дни в рейсы будут выходить чуть более четырех тысяч человек вместо обычных 20. И так, если потребуется, вплоть до Рождества.

При этом, не изменяя профессии, они паровозом везут с собой иных пассажиров. Учителя, врачи, адвокаты, почтальоны и даже мусорщики – все по своим департаментам объявили забастовочную готовность номер один. Тоже хотят выйти на улицу и совсем не потому, что теперь все равно не выехать. Инфляция съедает их зарплаты раньше, чем они могут на них что-нибудь съесть сами. А еще запредельные цены на бензин, на коммуналку. Что говорить, если даже от национального чип-энд-фиш приходится себе отказывать. А если бастуют все, то это уже здравствуй, стачка, по размаху сопоставимая еще с той, самой масштабной в истории, образца 1926 года.

Потому что пришла беда – отворяй ворота. Причем у беды есть имя. Его повсюду узнают. Все скажут, как его зовут. Бо-рис-джон-сон. Борис Джонсон. Хотя сейчас он вроде бы и не при делах. Он всегда не при них, когда они внутренние, но сейчас, правда, больничный. Комар носа не подточит. Этим занимались врачи. Что-то там исправляли в его непомерно раздутых после очередного уединения с Зеленским пазухах. Лучше бы они этому полену нос-то его укоротили. Он же потому и не видит у себя под ним ничего, что с такой длиной только и можно, что совать его в чужие дела.

О событиях в мире откровенно, остро, на грани – в авторском Телеграм-канале Михаила Шейнкмана.